От рубил до нанороботов. Мир на пути к эпохе самоуправляемых систем (История технологий и описание их будущего).
Часть 1. ГЛОБАЛЬНЫЕ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЕ ТРАНСФОРМАЦИИ: ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ
Глава 3. История технологий: аграрно-ремесленный принцип производства
Т-образные стелы из известняка, а «культурный слой» вокруг зданий был, насколько можно понять, насыпан искусственно на известняковую поверхность холма. Перекрытий помещения, скорее всего, не имели. Транспортировка и обработка более 200 стел высотой от 3 до 5 м должны были быть исключительно трудоемкими. Самая большая стела весом 50 т так и осталась в карьере, но и вес рядовых стел из нижнего слоя превосходил 20 т. Многие покрыты рельефными изображениями (Березкин 2013; о центре см.: Шмидт 2011).
Однако здесь не найдено остатков культурных растений. Это не значит, что образом жизни создатели монументального центра напоминали бушменов, но и земледельцами их назвать еще нельзя. Это своего рода переходный период от собирательства к земледелию. Выращивание растений носит в это время опытный и во многом случайный характер, свойственные культурным видам мутации в генах не закрепились, земледелие и собирательство не были вполне отделены друга от друга (Березкин 2013: 170). Поразительно, что, по сути, еще в основном собиратели могли сооружать такие центры. Это показывает многообразие путей эволюции. Однако судьба этого центра и общества также показывает, что устойчивый переход к новым уровням без прочного нового экономического базиса крайне затруднен. В итоге, по мнению К. Шмидта, Гёбекли-тепе был оставлен, а связанная с ним культура прекратила существование, поскольку переход к земледелию, а затем и разведению домашних животных (полноценная производящая экономика сформировалась после 8000 г. до н. э.) не только изменил формы хозяйства, но и подорвал авторитет той элиты, которая ранее мобилизовала соплеменников на общественные работы (Березкин 2013: 174–175).
Указанное выше «разделение» изобретения сельского хозяйства и перехода к нему может облегчить понимание причин аграрной революции, поскольку очевидно, что к новому принципу производства гораздо легче перейти, используя уже готовые технологии, чем одновременно изобрести технологии и перестроить систему хозяйства. Это важно и для выяснения момента, определяющего начало аграрной революции. По нашему мнению, таким началом нельзя считать момент, когда в присваивающем хозяйстве появились какие-либо элементы производящего хозяйства, которые или не играли важной роли, или фактически лишь развивали старый тип хозяйствования до пределов интенсификации. Например, использование ездовых собак для передвижения на санях некоторыми охотничьими народами только усовершенствовало их способы охоты, так же как появление лошадей в прериях Америки в XVII–XVIII вв. изменило жизнь многих индейских племен – они из пеших охотников превратились в конных охотников на бизонов. Прибрежные рыболовы иногда выращивали технические растения для изготовления сетей, веревок, корзин, циновок и прочего, а также высокотоксичные растения для глушения рыбы (Шнирельман 1989а: 122–123). Очевидно, что такие ново-введения при всей их важности все же не вызывают постоянных качественных перемен, а только доводят старый тип хозяйствования до пределов интенсификации. То же можно сказать и об использовании медных изделий в некоторых обществах, неспособных изменить хозяйство, об отдельных машинах в древности и Средневековье.
Таким образом, началом аграрной и других производственных революций нужно считать момент, когда нововведения образуют хоть в какой-то степени самостоятельный сектор хозяйства.
