От рубил до нанороботов. Мир на пути к эпохе самоуправляемых систем (История технологий и описание их будущего).

Население в Азии было гораздо бόль­шим, чем в Европе. В Китае со второй половины XVII в. в результате внешнего и внутреннего мира и доведения хозяйства до полной интенсификации насе­ление быстро росло, в итоге достигнув невероятных доселе величин в 400 млн человек[38]. Во Франции же в начале XVII в. при населении в 20 млн человек казалось, что она перенаселена, «полна доверху», по выра­жению современника (Бродель 1986–1992, т. 1: 66). А вот в Англии в это время жило всего 5 млн человек. Но ведь именно там произошла машинная революция! А первая буржуазная революция победила в Нидерландах, в которых проживало около 3 млн человек.

Таким образом, Восток с его громадным по европейским меркам населением не вписывался в нужные эволюционные пропорции для перехода к индустриальному обществу. Разница между обществами с населением в миллионы и сотни миллионов человек колоссальна. Подобно античному рабству, избыточное насе­ление Востока также вело развитие в тупик, поскольку оно могло воспро­изводиться только при крепком и развитом государстве или иных же­стких системах (вроде индийской общины), которые не позволяли совершить рывок в новое состояние, так как главной задачей таких институтов было обеспечение стабильности, несмотря на все изменения.

Общество, которое регулирует жизнь десятков и сотен миллионов человек, с одной стороны, должно иметь более высокие политические и административные формы, но с другой – ему гораздо сложнее изменяться, чем обществу, населенному миллионами человек. Вот почему даже Франции с ее сравнительно большим для Европы (но не для Азии!) населением было сложнее перестроиться, чем Англии с ее 5 миллионами. В Голландии было всего 3 млн человек, но именно там был достигнут невероятный процент городского населения. Еще в начале XVI в. более половины населения этой страны жило в городах (Hart 1989: 664), причем в отличие от Фландрии и Италии (см. выше) Голландия смогла удержать такую структуру. Однако в период ее расцвета и торговой экспансии в XVII в. ей приходилось покрывать за счет импорта до четверти своей потребности в хлебе (Камерон 2001: 143; Якубский 1975; Сказкин 1968). Если сравнить ситуацию с Китаем, становится ясно, что слишком большой процент городского населения при огромном китайском населении невозможно было бы прокормить. Кроме того, с переходом к более интенсивному сельскому хозяйству в Англии, связанному с огораживаниями, и в этой, в общем-то, немноголюдной стране, в XV в. еще нуждающейся в рабочих руках, вдруг оказалось много лиш­них людей, которые частью уезжали, частью попадали под «каток» суровых тюдоровских законов о бедных. А куда, скажем, могли бы уйти десятки миллионов «ненужных» людей в Китае или члены многомилли­онных каст ремесленников в Индии, ткани которых продавались по всему миру? И могла ли власть способствовать этому? Вот почему мы считаем, что в известном смысле, когда Европа отыскала нужный вариант технологического развития, восточные системы в эволюционном плане оказались обреченными.

[38] «По оценочным данным, население Китая в 1750 г. составляло 260 млн человек, в 1760 г. – 268 млн,
в 1810 г. – 385 млн, в 1830 г. – 409 млн, в 1840 г. – 412 млн» (Илюшечкин 1986: 207). См. также: Крюков и др. 1987: 62–63.