Вернуться на страницу ежегодника Следующая статья
Глобальная финансовая сеть. Золотой стандарт и потоки инвестиций* (Скачать pdf)
DOI: https://doi.org/10.30884/978-5-7057-6258-3_07
Юлия Викторовна Зинькина, Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ
Сергей Георгиевич Шульгин, Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ
Глобальные потоки драгоценных металлов с давних времен пронизывали афроевразийскую мир-систему, а затем, с открытием Америки и серебряных рудников в Потоси, и весь мир. По мнению Й. Остерхаммеля, «свободный рынок серебра был главным глобализирующим фактором с раннего Нового времени до позднего XIX века» (Osterhammel 2014: 732). Инновация XIX в. состояла в попытках стран создать международную финансовую регуляторную систему, с тем чтобы управлять этими потоками не на национальном, а на более высоком уровне. Одним из ярких проявлений этого стремления стали международные монетные союзы и системы – наибольшую известность и распространенность среди них получила система золотого стандарта.
Еще одной важнейшей темой XIX в. становится создание подлинно глобального финансового рынка капитала (чему в немалой степени способствовало распространение системы золотого стандарта). Следует отметить, что эта система имела ряд важных отличий от современного нам глобального рынка инвестиций, о которых мы подробнее расскажем далее.
Ключевые слова: золотой стандарт, монетарная система, золото, серебро, деньги, потоки инвестиций, глобальная финансовая сеть, иностранные инвестиции.
1. Международная монетарная система золотого
стандарта
В начале XIX в. монетарные системы многих стран допускали одновременную чеканку и обращение как золотых, так и серебряных монет – иными словами, в этих странах использовался биметаллический стандарт. В ряде стран, таких как германские государства, Австро-Венгерская империя, страны Скандинавии, Россия и государства Дальнего Востока, использовался серебряный стандарт. Наконец, Британия была единственной страной, где еще с начала XIХ в. (а именно с 1821 г.) использовался золотой стандарт.
В 1717 г. управляющий Монетного двора сэр Исаак Ньютон установил слишком низкую серебряную цену за золотую гинею; таким образом, цена «денежного» серебра оказалась заметно ниже рыночной, в результате чего практически все серебро в стране исчезло из обращения (Andrei 2011: 146–147). Во время Наполеоновских войн возросшие расходы привели к инфляции и приостановке конвертируемости банкнот. В 1819 г. парламент обязал Английский банк сделать его банкноты вновь конвертируемыми в золото по рыночной цене 1821 г. После этого в Великобритании был установлен новый монетарный порядок – система золотого стандарта. Эта система гарантировала, что каждая выпущенная денежная единица может быть в любой момент и по первому требованию обменяна на соответствующее количество золота. Обеспечение функционирования золотого стандарта происходило следующим образом: Королевский монетный двор был обязан торговать золотом в неограниченных количествах по фиксированной цене; Английский банк и любой другой британский банк были обязаны обменивать банкноты на золото; импорт и экспорт золота не имели ограничений. Золото функционировало в качестве резерва для всего объема денег в стране.
Однако вплоть до середины XIX в. Великобритания оставалась единственной страной с подобной системой. В континентальной Европе в 1865 г. был основан Латинский монетный союз, в рамках которого Франция, Бельгия, Италия и Швеция (а позднее и многие другие страны – Испания, Греция, Румыния и др.) постановили привести свои валюты к биметаллическому стандарту с фиксированным соотношением между серебром и золотом. Реальной валютой союза было серебро, поскольку каждая страна определяла собственную валюту в привязке к фиксированному весу серебра.
Во второй половине XIX столетия биметаллические системы стали упраздняться, чему способствовали заметные флуктуации цен на серебро и становление Англии в качестве мирового торгового и финансового центра; одно за другим европейские правительства переходили к золотому стандарту (что существенно способствовало получению международных займов и торговле с Англией). Первой стала Германия (1873 г.), тесно связанная с Британией в финансовом отношении; ее переход к золотому стандарту (вкупе с открытием новых месторождений серебра) способствовал падению рыночной цены серебра и побудил другие страны – Данию, Швецию, Норвегию, Голландию и государства Латинского монетного союза – также перейти к системе золотого стандарта (Eichengreen 1996: 17–18). В 1879 г. к золотому стандарту присоединились и США, хотя Конгресс признал это лишь в 1900 г. Наконец, в 1897 г. система золотого стандарта распространилась и на Россию. Таким образом, к началу XX в. все страны Европы имели одинаковый вид валюты – здесь интеграция оказалась даже выше, чем в торговле (так как к системе свободной торговли Россия не присоединилась).
Однако система золотого стандарта не ограничилась рамками Европы. Япония перешла на золотой стандарт в 1898 г., использовав репарации, выплаченные Китаем после поражения в войне 1895 г., для создания золотовалютного резерва в своем центральном банке. В том же 1898 г. английская колониальная администрация Индии (британской колонии, долгое время придерживавшейся серебряного стандарта) привязала курс рупии к курсу фунта, то есть к золоту. В Латинской Америке конвертируемость национальных банкнот в золото ввели Аргентина, Мексика, Перу и Уругвай (Eichengreen 1996: 19). Принятие золотого стандарта означало «международную респектабельность» страны, ее готовность уважать западные правила игры, а также надежду на западные инвестиции (Osterhammel 2014: 733).
Золотой стандарт как регуляторный механизм, действовавший от США до Японии, был не абстрактным аппаратом, <…> но требовал от правительства желания делать все необходимое для защиты конвертируемости валюты. Предполагалось, что никто из участников системы не будет даже задумываться о девальвации или переоценке своей валюты и что в высококонкурентной международной системе правительства будут готовы решать финансовые кризисы взаимными соглашениями и взаимопомощью. Это произошло, например, во время паники 1890 г., когда крупный британский частный банк объявил себя неплатежеспособным, и лишь быстрое получение поддержки со стороны французского и русского государственных банков помогло ему сохранить ликвидность на лондонском рынке (Ibid.: 734; см. также: Eichengreen 1996: 34).
Тем не менее все же не следует представлять себе мир конца XIX в. как унифицированно охваченный системой золотого стандарта и играющий по одним и тем же финансовым правилам.
Во-первых, золотой стандарт охватывал не все страны – вне его оставались Китай, продолжавший придерживаться «архаичного» серебра, ряд государств Центральной Америки и многие колонии.
Во-вторых, даже у государств, принявших золотой стандарт, «правила игры» разнились – вернее, различался уровень щепетильности в следовании этим правилам. Так, хотя многие государства Латинской Америки объявили о принятии золотого стандарта, они (вплоть до 1920-х гг.)
не имели центробанков или частных банков, которые могли бы предоставить надежные гарантии от кризиса, приостанавливать входящий или исходящий поток металлических денег. Население слабо верило в правительственные гарантии золотого обеспечения бумажных денег. Нередко конвертируемость золота приостанавливалась в интересах олигархов или крупных землевладельцев (экспортеров сырья, заинтересованных в высокой инфляции и слабости национальной валюты) (Osterhammel 2014: 735).
Лишь в четырех странах – Англии, Германии, Франции и США – золотой стандарт соблюдался «в чистом виде» – в обращении ходили золотые монеты; в центральных же банках содержалось достаточно золота, чтобы покрыть имеющиеся в обращении бумажные деньги (Obstfeld, Taylor 2004: 20).
При этом даже финансово сильные нации-кредиторы, такие как Германия или Франция, предоставляли своим монетарным властям инструменты для защиты золотых запасов в случае угрозы. В исключительных случаях строгое обеспечение золотом бумажных денег могло быть отменено (Ibid.: 195).
Тем не менее к концу XIX в., в период расцвета золотого стандарта, складывается подлинно международная финансовая система, основанная на данном стандарте. Нет сомнений, что столь широкое распространение системы золотого стандарта было бы невозможно в своей зрелой форме без открытия крупных месторождений золота после 1848 г. на трех континентах, за счет чего его мировая добыча возросла примерно в 10 раз (Eichengreen 1996: 13; Osterhammel 2014: 736).
Важно подчеркнуть роль международной системы золотого стандарта в формировании сетевого пространства глобальной экономики, в частности в сфере международных инвестиций. Этот вопрос будет подробнее рассмотрен ниже.
2. Рождение глобальной финансовой сети в XIX в.
Появление глобальной сети потоков капитала следует считать безусловной инновацией XIX в. Разумеется, сами по себе прецеденты вложения капитала, инвестирования средств были созданы значительно раньше – так, одна из первых в истории попыток законодательно регламентировать вложения частного капитала и прибыль от таковых относится к кодексу Хаммурапи. В последующие века и тысячелетия торговля на дальние расстояния требовала развития все новых и все более разнообразных финансовых инструментов для сбора первоначального капитала при снаряжении дальних торговых экспедиций, а также закрепления финансовых гарантий каждого участника. Подчеркнем, что эти процессы наблюдались в самых разных регионах афроевразийской мир-системы. Как отмечает Ф. Бродель, «мы без конца будем встречать от Египта до Японии капиталистов, получателей рент с крупной торговли, крупных купцов, тысячи исполнителей, комиссионеров, маклеров, менял, банкиров. И, с точки зрения орудий, возможностей и гарантий обмена, никакая из этих купеческих групп не уступала своим собратьям на Западе. В Индии и за ее пределами купцы – тамилы, бенгали, гуджарати – образовывали узкие ассоциации, и их дела, их контракты переходили от одной группы к другой, как в Европе от флорентийцев к жителям Лукки и генуэзцам, или к немцам из Южной Германии, или к англичанам… Со времен раннего Средневековья в Каире, в Адене и в портах Персидского залива существовали даже “церии купцов”» (Бродель 1986–1992, т. 3: 501).
Однако, несмотря на изобилие финансовых инструментов, обеспечивавших ведение торговли на дальние расстояния, существовавших и активно использовавшихся уже в Средневековье, таких как кредит, займы на различные сроки, инвестиции, разнообразные формы долговых обязательств и участия в коммерческих партнерствах (подробнее см.: Postan 1978), говорить о глобальной финансовой сети в этот период еще явно не приходится.
Распространено мнение, что начало «финансовой революции» международного уровня произошло в Голландии в эпоху наивысшего могущества этой страны в конце XVI в. и было связано с развитием рынка векселей и обеспечивавшей их системой взаимодействующих между собой коммерческих банков в Антверпене, Лондоне и Амстердаме. Первым инструментом, сколько-нибудь значительно и регулярно применявшимся для совершения международных финансовых транзакций, стал подлежащий покупке и продаже иностранный вексель, созданный в одном из крупнейших международных торгово-финансовых центров – Антверпене. На оборотной стороне векселей оставлялось пустое пространство для серии передаточных надписей, что делало их пригодными для оборота и позволило развиться торговле этими векселями. Есть сведения о том, что в крупных портовых городах векселя служили формой обмена валюты в дополнение к местным деньгам (Neal 1990: 5–7; Obstfeld, Taylor 2004: 18).
Важной вехой на пути становления глобальной системы движения капитала стало открытие в Амстердаме первой постоянно действующей фондовой биржи, превратившей город «не только в центральный склад мировой торговли, но и в центральный рынок денег и капитала для европейского мира-экономики» (Арриги 2006: 194). Амстердамская биржа не являлась первым в мире фондовым рынком, «однако новыми были объемы, ликвидность, открытость, свобода спекулятивных сделок» (Бродель 1986–1992, т. 2: 88). Избыточный капитал со всей Европы «перекачивался» на Амстердамскую биржу и в банковские институты, созданные для ее обслуживания – «в первую очередь таковым был Wisselbank, основанный в 1609 году и выполнявший функции, типичные для будущих центральных банков. <…> Установился круг экспансии с положительной обратной связью, посредством которого крепнущая ключевая позиция Амстердама в отношении торговли и финансов породила для всех сколько-нибудь значительных европейских деловых и политических организаций необходимость быть представленными на Амстердамской бирже» (Арриги 2006: 195); «благодаря встрече крупных негоциантов и тучи посредников все здесь решалось разом: товарные операции, операции вексельные, участия, морские страховые сделки» (Бродель 1986–1992, т. 2: 87).
Тем не менее, как справедливо отмечает Й. Остерхаммель, функционирование торгово-финансовых инструментов даже в эпоху Амстердамской биржи (или, в терминологии Дж. Арриги, в эпоху голландского финансового цикла) было ограничено региональными мир-экономиками (к примеру, мусульманской или европейской): «Космополитизм раннего Нового времени был ограничен Европой; ни один правитель и ни одно частное лицо из Азии или Африки не помышляло о займе денег в Лондоне или Париже, Амстердаме или Антверпене. Это изменилось в XIX в., особенно его второй половине» (Osterhammel 2014: 737).
Глобальный экспорт капитала был по сути своей инновацией второй половины XIX в. В 1820 г. глобальных инвестиций было очень мало, и абсолютное большинство их происходило из Британии, Голландии или Франции. Однако после 1850 г. для них и за пределами Европы постепенно сформировались необходимые предпосылки: специальные финансовые институты в странах-заемщиках и странах-заимодателях, аккумуляция сбережений новым средним классом и новое осознание возможностей зарубежного инвестирования.
Табл. 1. Общий объем капитала, размещенного за рубежом, в млрд текущих долларов США
|
Страна |
1825 г. |
1855 г. |
1870 г. |
1900 г. |
1914 г. |
|
Великобритания |
0,5 |
0,7 |
4,9 |
12,1 |
19,5 |
|
Франция |
0,1 |
н. д. |
2,5 |
5,2 |
8,6 |
|
Германия |
н. д. |
н. д. |
н. д. |
4,8 |
6,7 |
|
Нидерланды |
0,3 |
0,2 |
0,3 |
1,1 |
1,2 |
|
США |
0 |
0 |
0 |
0,5 |
2,5 |
|
Канада |
н. д. |
н. д. |
н. д. |
0,1 |
0,2 |
Источник: Woodruff 1967: 150–159.
Иностранный капитал, размещенный в других государствах, чаще всего имел одну из следующих четырех форм: 1) кредит иностранным правительствам; 2) займы частным лицам, живущим в других государствах; 3) держание иностранцами корпоративных акций; 4) прямые инвестиции европейских фирм в другие страны, часто через филиалы и дочерние предприятия (Osterhammel 2014: 737).
Крупнейшим экспортером капитала, глобальным источником иностранных инвестиций в конце XIX – начале XX в. была Великобритания, по праву называемая «мировым банкиром» этого периода. Пиковое значение доли британского капитала во всем глобальном экспорте капитала было колоссальным – 80 % (для сравнения, аналогичная доля США в 2000 г. составляла 25 %) (Obstfeld, Taylor 2004: 55). Лондонский рынок капитала мобилизовал кредит в международном масштабе и финансировал бизнес далеко за пределами Британской империи, привлекая средства со всего мира и курируя вопросы эмиссии ценных бумаг во многих странах. «Британский капитал в XIX в. присутствовал везде. Он финансировал строительство канала Эри, первые железные дороги в Аргентине и Японии, а также конфликты, такие как война 1846–1848 гг. между США и Мексикой» (Ibid.).
Оценки объема британского капитала, размещенного за рубежом, по состоянию на 1914 г. варьируются от 4,1 до 6,6 млрд фунтов (20–33 млрд долларов)[1] (обзор оценок см.: Twomey 2000: 42). Из этого объема прямые иностранные инвестиции составляли менее половины; примерно 30 % составляли займы правительствам и муниципалитетам, еще 35 % – капитал, вложенный в железные дороги (Ibid.: 42). Сходное распределение наблюдалось и в экспорте французского капитала, занимавшего второе место в мире (но при этом серьезно отстававшего от Британии по объемам); более половины здесь отводилось на государственные и муниципальные займы, около 15 % получало строительство железных дорог и около трети (как и в Британии) составляла доля прочих частных предприятий. Крупнейшим рынком французского капитала была Россия, примерно пятую часть всех французских иностранных инвестиций получала Латинская Америка и лишь десятую часть – французские колонии (Ibid.: 47).
Накануне Первой мировой войны, когда Британия уже утратила свое безусловное промышленное превосходство, ее 50%-ная доля всего мирового капитала, инвестированного за рубежом, все еще позволяла ей оставаться крупнейшим источником иностранных инвестиций, за которым с большим отставанием следовали Франция и Германия. США были крупнейшим импортером капитала, однако в его глобальном экспорте не играли значительной роли (Obstfeld, Taylor 2004: 55).
В целом в 1870 г. капитал, размещенный за рубежом, составлял лишь 7 % мирового ВВП, однако к 1900–1914 гг., к периоду зенита классического золотого стандарта, эта доля выросла до 20 %. Данный показатель, обвалившийся после Первой мировой войны, вновь достиг такого уровня лишь в 1980-х гг. (Ibid.: 55–56). В этот период (1900–1914 гг.) уже можно достаточно отчетливо проследить структуру складывающейся сети глобальных потоков капитала. Согласно весьма точному определению Й. Остерхаммеля,
хотя международные финансы развивались в качестве ответа на нужды глобальной торговли и коммуникаций, было бы неверно думать о базовой структуре потоков каптала как о полностью развитой сети. Они не имели взаимности торговых отношений: капитал не обменивался, а перемещался из центра в периферию. Обратный поток из стран, получавших кредиты и инвестиции, состоял не из заемного капитала, но из прибыли, исчезавшей в карманах финансистов. Таким образом, это было типично имперское «созвездие», где асимметрия была отчетливо видна. Экспорт капитала мог управляться намного лучше, чем торговые потоки, потому как центров контроля было всего несколько. В отличие от торговли, он предполагал создание современных институтов, таких как банки, страховые компании и биржи (Osterhammel 2014: 737–738).
Помимо того, что сеть была асимметричной по линии взаимодействий стран-доноров и стран – реципиентов капитала, следует отметить, что и распределение капитала среди реципиентов было крайне неравномерным, а «институциональные структуры отечественных рынков капитала варьировались от примитивных до современных» (Davis, Gallman 2001: 4). Так, в Британии в период 1870–1914 гг. годовой объем экспортируемого капитала составлял 4–5 % ВВП, достигая в отдельные годы 8–10 % (Obstfeld, Taylor 2004: 60). Примерно треть всех британских сбережений вкладывалась за рубежом – колоссальная для того времени цифра (Davis, Gallman 2001: 5). Однако при этом примерно половина всего британского капитала, вкладывавшегося за пределами страны, направлялась всего в четыре государства – США, Аргентину, Австралию и Канаду. Основной сферой вложения капитала служили железные дороги (см. об этом ниже), а также горнодобывающая промышленность, освоение новых земель, развитие сельского хозяйства и т. д. (Ibid.).
При рассмотрении объемов иностранных инвестиций (в том числе прямых) в глобальном масштабе можно выделить следующих наиболее значимых реципиентов таких инвестиций: в первую очередь это «поселенческие» страны Северной Америки (США, Канада, в меньшей степени Мексика), Латинской Америки (Аргентина, Чили), Африки (Южно-Африканский Союз) и Океании (Австралия); здесь объем иностранных инвестиций в 1913 г. составлял от 100 до 400 долларов на душу населения. «Второй эшелон» получателей инвестиций (от 25 до 75 долларов на душу населения) составляли различные государства Латинской Америки – Бразилия, Мексика, Гондурас, Перу, Ямайка, а также крупные государства (в том числе европейские колонии и протектораты) Ближнего Востока – Египет, Алжир, Турция, Тунис. Наконец, «третий эшелон» с уровнем иностранных инвестиций менее 25 долларов (или даже менее 10 долларов)
на душу населения составляли преимущественно страны Восточной Азии – Индия, государства Индокитая, Китай, Таиланд, Корея и др. (см. табл. 2). При этом следует понимать, что некоторые страны из «третьего эшелона», в частности Индия и Китай, в реальности являлись весьма крупными получателями инвестиций и попали в эту группу скорее по причине своего чрезвычайно большого населения, а отнюдь не из-за отсутствия внимания инвесторов. В частности, Индия стояла на первом месте среди всех стран третьего мира по абсолютному объему иностранных инвестиций накануне Первой мировой войны.
Табл. 2. Объем иностранных инвестиций и прямых иностранных инвестиций на душу населения в странах – реципиентах иностранного капитала, 1913 г.
|
Страна |
ИИ на душу |
ПИИ на душу |
|
Канада 1913 |
385 |
73 |
|
Австралия 1914 |
275 |
70 |
|
Аргентина 1913 |
266 |
186 |
|
Южно-Африканский Союз 1913 |
202 |
140 |
|
Куба 1913 |
175 |
147 |
|
Чили 1913 |
114 |
74 |
|
Египет 1914 |
63 |
29 |
|
Бразилия 1913 |
59 |
35 |
|
Малайзия 1914 |
58 |
45 |
|
Мексика 1910 |
54 |
46 |
|
Гондурас 1913 |
50 |
13 |
|
Алжир 1914 |
48 |
15 |
|
Перу 1913 |
44 |
44 |
|
Турция 1913 |
41 |
14 |
|
Ямайка 1913 |
31 |
13 |
|
Гана 1911 |
29 |
24 |
|
Тунис 1914 |
22 |
6 |
|
Венесуэла 1913 |
17 |
10 |
|
Марокко 1914 |
13 |
4 |
|
Индонезия 1914 |
12 |
11 |
|
Колумбия 1913 |
10 |
6 |
|
Филиппины 1914 |
10 |
9 |
|
Индокитай |
9 |
4 |
|
Индия 1911 |
7 |
2 |
|
Таиланд 1914 |
6 |
2 |
|
Китай 1914 |
3 |
2 |
|
Корея 1914 |
2 |
1 |
Источник данных: Twomey 2000.
При рассмотрении объема иностранных инвестиций относительно объема экономики, а не численности населения страны, картина несколько видоизменяется (см. табл. 3), но тем не менее первые места сохраняют поселенческие экономики – Аргентина, Южно-Африканский Союз, Чили. Имеются данные, согласно которым во многих поселенческих экономиках годовой приток капитала превышал 5 % ВВП, а в отдельные годы – даже 10 % ВВП (Obstfeld, Taylor 2004: 58–60).
Табл. 3. Объем иностранных инвестиций и прямых иностранных инвестиций в % от ВВП в странах – реципиентах иностранного капитала, 1913 г.
|
Страна |
ИИ |
ПИИ |
|
Аргентина 1913 |
248 |
173 |
|
Южно-Африканский Союз 1913 |
235 |
163 |
|
Чили 1913 |
197 |
127 |
|
Перу 1913 |
168 |
168 |
|
Гондурас 1913 |
156 |
42 |
|
Малайзия 1914 |
148 |
115 |
|
Канада 1913 |
146 |
23 |
|
Куба 1913 |
138 |
116 |
|
Мексика 1910 |
119 |
101 |
|
Египет 1914 |
105 |
48 |
|
Алжир 1914 |
103 |
32 |
|
Турция 1913 |
98 |
34 |
|
Австралия 1914 |
80 |
20 |
|
Гана 1911 |
75 |
60 |
|
Бразилия 1913 |
65 |
34 |
|
Ямайка 1913 |
59 |
25 |
|
Филиппины 1914 |
53 |
47 |
|
Индонезия 1914 |
51 |
47 |
|
Венесуэла 1913 |
49 |
29 |
|
Марокко 1914 |
44 |
18 |
|
Тунис 1914 |
43 |
11 |
|
Таиланд 1914 |
40 |
15 |
|
Индия 1911 |
35 |
10 |
|
Колумбия 1913 |
25 |
16 |
|
Китай 1914 |
24 |
16 |
|
Корея 1914 |
14 |
6 |
Источник данных: Twomey 2000.
Что касается распределения этих средств, приведем два показательных примера. В Аргентине основная масса средств распределялась примерно поровну между государственным долгом (около 30 %), строительством железных дорог (около 35 %), владельцами которых являлись исключительно иностранцы (выкупать железные дороги в национальное владение правительство активно начало лишь после окончания Первой мировой войны); что касается прочих предприятий, их доля иностранного капитала также составляла около 35 % и значительно варьировалась по секторам (Twomey 2000: 154–157). Можно привести также достаточно типичный пример Турции, где государственные займы по объему превышали все остальные виды использования иностранного капитала; что же касается конкретно иностранных инвестиций, примерно две трети всех инвестируемых средств приходились на строительство железных дорог (Ibid.: 150).
Таким образом, конец XIX в. действительно можно назвать временем рождения глобальной финансовой сети. В последующие десятилетия ее конфигурация не единожды претерпевала изменения, однако повторим: весьма показательным остается тот факт, что доля Британии «на пике» составляла 80 % всех мировых иностранных инвестиций (для сравнения, доля США в 2000 г. – «лишь» 25 %). В 1900–1914 гг., в эпоху расцвета золотого стандарта, зарубежные вложения составляли почти 20 % ВВП – уровень, которого миру удалось вновь достичь лишь в 80-е гг. XX в. (Obstfeld, Taylor 2004: 55).
Библиография
Арриги Дж. 2006. Долгий двадцатый век: Деньги, власть и истоки нашего времени. М.: Территория будущего.
Бродель Ф. 1986–1992. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV–XVIII вв.: в 3 т. М.: Прогресс.
Andrei L. C. 2011. Money and Market in the Economy of All Times: Another World History of Money and Pre-Money Based Economies. London: Xlibris Corporation.
Davis L. E., Gallman R. E. 2001. Evolving Financial Markets and International Capital Flows: Britain, the Americas, and Australia, 1865–1914. Cambridge: Cambridge University Press.
Eichengreen B. 1996. Globalizing Capital: A History of the International Monetary System. Princeton, NJ: Princeton University Press.
Neal L. 1990. The Rise of Financial Capitalism: International Capital Markets in the Age of Reason. Cambridge: Cambridge University Press.
Obstfeld M., Taylor A. M. 2004. Global Capital Markets: Integration, Crisis, and Growth. Cambridge: Cambridge University Press.
Osterhammel J. 2014. The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century: A Global History of the Nineteenth Century. Princeton: Princeton University Press.
Postan M. M. 1978. Medieval Trade and Finance. Cambridge: Cambridge University Press.
Twomey M. 2000. A Century of Foreign Investment in the Third World. London; New York: Routledge.
Woodruff W. 1967. Impact of Western Man: A Study of Europe’s Role in the World Economy1750–1960. New York: St Martin’s Press.
*Для цитирования: Зинькина Ю. В.., Шульгин С. Г. 2023. Глобальная финансовая сеть. Золотой стандарт и потоки инвестиций. История и Математика: Анализ глобального социоприродного развития / Отв. ред. Л. Е. Гринин, А. В. Коротаев. Волгоград: Учитель.
С. 129–139. DOI: 10.30884/978-5-7057-6258-3_07.
For citation: Zinkina Yu. V., Shulgin S. G. 2023. Global Financial Network. Gold Standard and Investment Flows. Hystory and Mathematics: Analysis of Global Socio-Natural Development / Ed. by L. E. Grinin, A. V. Korotayev. Volgograd: Uchitel. Pp. 129–139 (in Russian). DOI: 10.30884/
978-5-7057-6258-3_07.
[1] Чаще встречаются оценки ближе к нижней границе указанного диапазона.
