Гавайские эволюционные метаморфозы XIX в. как пример образования раннего государства из сложного вождества

скачать Автор: Гринин Л. Е. - подписаться на статьи автора
Журнал: История и современность. Выпуск №3(37)/2020 - подписаться на статьи журнала

DOI: https://doi.org/10.30884/iis/2020.03.05

Среди исследователей раннеполитических форм нередко возникают значительные разногласия в отношении вождеств (негосударственных политий, во главе которых стоит вождь, часто наследственный, и в которых нередко уже есть привилегированные социальные группы). Проблема заключается в том, относить ли те или иные общества к категории сложного вождества или уже раннего государства. Все попытки выработать теорию однолинейной политической эволюции по большому счету оканчиваются неудачей. Это неудивительно, поскольку политическая эволюция развивалась как многолинейная, поэтому сложные вождества, ранние государства и другие типы социополитических систем (крупные конфедерации, большие гражданские и храмовые общины и т. п.) находились на одном эволюционном уровне. В настоящей статье утверждается, что такие сложные общества можно рассматривать как аналоги раннего государства. Такие политии/аналоги превращаются в раннее государство уже не «вертикальным» путем, то есть не переходом на новый уровень развития, а «горизонтальным», то есть заменяя одни отношения (более традиционные) на другие (более формальные, административные). Основная часть статьи посвящена анализу наиболее развитых сложных вождеств – гавайских. Относительно того, считать ли гавайские политии ранним государством или сложным вождеством, многие десятилетия ведутся дискуссии. Мы показываем, что до прибытия Дж. Кука на Гавайях не было государства. Гавайские политии следует классифицировать как аналоги раннего государства, то есть общества того же уровня развития, что и ранние государства, но лишенные ряда характеристик последних. Это связано с тем, что вся политическая и социальная организация на Гавайях основывалась на строгих правилах и идеологии родства, а правящие группы представляли собой эндогенные касты и квазикасты. Переход к государственности произошел только в период правления Камеамеа I в начале XIX столетия. В статье проведен детальный анализ того, чем гавайские вождества до прибытия Кука отличались от гавайского государства XIX в. История Гавайев дает уникальную возможность шаг за шагом проследить, как аналог раннего государства превращается в раннее государство.

Ключевые слова: полития, вождество, сложное вождество, государство, раннее государство, аналог раннего государства, Гавайские вождества, доконтактные вождества, родственные линии, старшая линия, табу, касты, Камеамеа I, Камеамеа II, Джеймс Кук. 

Гринин Леонид Ефимович, доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН, директор Евро-азиатского Центра мегаистории и системного прогнозирования more

Вводные замечания. Основные идеи статьи

В академической литературе в отношении сложных вождеств у исследователей возникают разногласия, относить ли те или иные общества к категории сложного вождества или раннего государства (об этом см.: Carneiro 2017; Claessen 2017; Earle 2017; Gibson 2011; 2012; 2017; Grinin, Korotayev 2012; 2017; Kradin 2017; Гринин 2012; Гринин, Коротаев 2012; 2013).

Это ставит в тупик тех исследователей, которые рассматривают политогенез как однолинейную схему, считая, что сложное вождество имеет стадиально более низкий уровень, чем раннее государство. Но, с нашей точки зрения, это неудивительно, поскольку сложные вождества, ранние государства, так же как и другие типы социополитических систем (крупные конфедерации, большие гражданские и храмовые общины и т. п.), находятся, по сути, на одном эволюционном (стадиальном) уровне социополитической сложности (об этом см.: Гринин 2011; Grinin 2003; 2004b; 2009; 2011; Grinin, Korotayev 2017). В настоящей статье мы будем исходить из того, что такие сложные общества могут быть рассмотрены как аналоги раннего государства. Основная часть статьи будет посвящена анализу наиболее развитых сложных вождеств – гавайских. В формате дискуссии с другими исследователями будет показано, что до прибытия Джеймса Кука раннего государства на Гавайях не было. Гавайские политии должны классифицироваться как аналоги раннего государства, то есть общества того же эволюционного уровня, что и ранние государства, но лишенные ряда характеристик последних. Это следует из того, что вся политическая и социальная организация в них основывалась на строгих правилах и идеологии родства и преимуществ определенных родственных линий. А правящие группы были представлены эндогенными кастами и квазикастами. Переход к государственности произошел только в период правления Камеамеа I в начале XIX столетия.

В статье проводится скрупулезный анализ и сравнение между гавайскими вождествами и гавайским государством в отношении ряда важных характеристик, а именно: 1) особых свойств верховной власти; 2) новых принципов управления; 3) нетрадиционных и новых форм регулирования жизни общества; 4) редистрибуции власти (подробнее об этих характеристиках см.: Гринин 2011; Grinin 2003; 2004b; 2011).

В статье будет показано следующее: а) объединение вождем Камеамеа I четырех главных гавайских вождеств в единое государство могло реализоваться в результате внедрения европейского огнестрельного оружия и заимствования европейских идей; б) до указанного объединения ряд обстоятельств мешал гавайским политиям превратиться в государство. Расскажем о них подробнее.

Во-первых, это слишком сильное социальное деление по признаку родства и соответственно слишком большая роль положения в родственной иерархии для занятия какого-либо заметного места в иерархии управления. Хотя и в ряде ранних государств этот фактор играл важную роль, но все же на Гавайях его значимость была исключительной. Социальное положение человека определялось едва ли не по единственному критерию: генеалогической близости к старшей родственной линии.

Напротив, с объединением Гавайских островов Камеамеа I в начале XIX в. произошло уничтожение или понижение значимости побежденных вождеских родов (в том числе путем конфискации их земель), а также возросли возможности для включения незнатных или недостаточно знатных людей в правящий слой. В частности, приближенные нового короля получили власть и земли на завоеванных территориях, позже на службу были привлечены иностранцы, которых даже наделили имениями с даровой рабочей силой.

Во-вторых, запутанность родственных отношений, включая и распространение поддельных родословных, а также трудности изменения сложившейся системы не позволяли верховным гавайским вождям перераспределить властные полномочия в пользу центра. В этом плане формирование единого правящего рода и уничтожение вождеской знати подорвали возможности сопротивления центру, которое, как правило, возглавляли недовольные и обиженные вожди. Это дало возможность усилить власть центра и стало важным толчком для формирования собственно государства. Стоит также отметить, что в отличие от верховного вождя король стал менее зависеть от своих приверженцев.

В-третьих, слишком сильная роль традиций (то есть превосходства старших родственных линий и оправдывающей его религии) и соответственно слабая роль новых и нетрадиционных форм и способов регулирования жизни. С образованием единого государства изменилось очень многое не только в политической, но и в социальной жизни, в быте высших слоев, даже в придворном церемониале, обычаях и одежде при дворе.

Наконец, в-четвертых, укажем на слабые возможности центра для изменения отношений в обществе, поскольку весь порядок держался на указанной идеологии сакральности и превосходства знатных кланов и линиджей; всякие изменения подрывали не просто идеологию, но и само положение правящей группы. Также и попытки повысить нормы эксплуатации простолюдинов, если верить М. Д. Салинзу (Sahlins 1972 [1958]; Салинз 1999), наталкивались на их сопротивление и часто заканчивались восстаниями.

После объединения страны в течение двух десятилетий произошли быстрые изменения в плане административных реформ (например, создание регулярной армии и полиции) и в плане повышения эксплуатации, в частности при заготовках сандалового дерева. Особенно важными были также изменения в отношении религиозных обычаев и порядков. Это наглядно показывает, чем отличается раннее государство от аналогов. Сын Камеамеа I, Камеамеа II, как известно, отменил старую религию, все обряды, жертвоприношения и табу, предписал разрушить все храмы и святилища, уничтожить изображения богов.

О сложных вождествах в Америке и на Гавайях

Сложные вождества в Америке. Крупные (не говоря уже про очень крупные) сложные вождества можно считать аналогами ранних государств, поскольку они не уступают малым и средним государствам по размерам контролируемой территории, численности населения и социокультурной и/или политической сложности[1]. В качестве примера очень крупных можно привести вождества в Америке, в частности в Венесуэле. Так, Ч. Спенсер (Spencer 1998) говорит о вождествах Какетио, существовавших в XVI в. Одно из вождеств Какетио состояло из 23 деревень, находившихся под властью верховного вождя, причем в одной из деревень проживало около 4 тыс. человек. Согласно Федерманну (цит. по: Ibid.: 108–109), верховный вождь мог собрать дружину численностью до 30 тыс. воинов. Два других вождества могли собрать соответственно 16 тыс. и 8,5 тыс. человек (Ibid.). В качестве еще одного примера можно упомянуть вождества на о. Гаити, существовавшие в конце XV – XVI в. Гаити в то время был, вероятно, самым густонаселенным островом среди других Больших Антильских островов (Александренков 1976: 143) и состоял из нескольких крупных вождеств, враждующих между собой. Среди множества вождей (касиков) испанцы выделили некоторых наиболее важных верховных правителей. По некоторым данным, каждый из четырех главных вождей имел в подчинении от 60 до 80 и более младших вождей. По словам Б. де лас Касаса, один из верховных вождей – Бехечио – имел в подчинении около 200 касиков (Там же: 150–151).

Гавайские вождества: уровень сложности. В качестве наиболее наглядного примера крупных вождеств как аналогов раннего государства стоит рассмотреть гавайские. Это особенно важно, учитывая, что к моменту контактов с европейцами социальная организация на Гавайских островах была наиболее сложной из всех полинезийских и, возможно, даже из всех когда-либо известных вождеств (Earle 2011; см. также: Johnson, Earle 2000: 284).

Существование раннего государства на Гавайях всегда было предметом споров (Van Bakel 1996). И это неудивительно, поскольку уровень сложности и степень развитости гавайских вождеств существенным образом усложняет задачу их классифицирования, что, впрочем, делает ее еще более важной и интересной. И потому нельзя согласиться, что вопрос о том, считать ли политии доисторических Гавайских островов вождеством (вождествами) или же государством, не так уж и важен (Earle 2011: 29). С нашей точки зрения, важно определить, являлись ли Гавайи ранним государством или они были именно аналогом раннего государства в форме сложного (или сверхсложного) вождества[2]. Определение Т. Эрлом гавайских вождеств как государствоподобных политических организаций вполне правомерно (Ibid.: 37), однако именно этот факт показывает, что более рационально рассматривать их в качестве аналога раннего государства.

Гавайцы добились значительных успехов в хозяйствовании, в частности, в ирригации и в интенсификации экономики в целом, включая создание рыбоводных и соляных прудов (см.: Earle 1997; 2002; 2011; Johnson, Earle 2000; Wittfogel 1957: 241). У них наблюдался очень высокий уровень стратификации общества и аккумуляции прибавочного продукта элитой; также имело место основательное идеологическое обоснование привилегий высшего слоя (Van Bakel 1996; Seaton 1978; Claessen 2004; Kirch 1984; 1986). К моменту открытия Гавайских островов Джеймсом Куком здесь сформировалась политическая система с несколькими крупными вождествами, которые располагались на наиболее крупных островах (Гавайи, Мауи, Оаху и Кауаи) с некоторыми соседними небольшими островами (Earle 2002: 78; 2011). Войны между крупными вождествами, а также внутри одного вождества были довольно обычным явлением, хотя, по некоторым данным, за 30 лет до прибытия Кука был заключен мирный договор между вождествами (Seaton 1978: 271)[3]. Время от времени в результате успешных или неудачных войн, браков и иных политических событий политии то увеличивались, то уменьшались в размерах, а иногда и вовсе распадались, как это вообще свойственно вождествам.

Число жителей крупных вождеств колебалось от 30 до 100 тыс. человек (Johnson, Earle 2000: 246). Вождества делились на «районы»; в целом, по крайней мере в крупнейших вождествах, можно говорить о четырехуровневой иерархической системе – от верховных вождей до землевладельцев (конохиков [konohiki]) (Seaton 1978: 274; Earle 2011).

Гавайские политии с точки зрения эволюционной стадиальности

Гавайские политии: государство, догосударственное общество или аналог раннего государства. Итак, в этих вождествах существовали все объективные условия для образования раннего государства: обширная территория, многочисленное население, высокая степень социальной стратификации и значительный прибавочный продукт, принудительное перераспределение ресурсов, сильная власть верховного вождя и его сакрализация, жесткая иерархия власти, развитая идеология и «территориальное» деление (разделение на «районы») и т. п. Но в связи с тем, что конкретно-исторические условия, которые потребовали бы от гавайского общества изменить систему власти и ее обоснования от родственно-идеологической к административной, не возникли, государство в доконтактный период так и не появилось. Для перехода к государству очень важным является возникновение экстремальных ситуаций, связанных с резким изменением привычной жизни и необходимостью новых решений и реформ, удачными попытками перераспределить власть (например, внешняя опасность, успешный захват, какое-то важное техническое или социальное изобретение), появлением особо выдающегося лидера и т. п. (см.: о таких событиях: Claessen 2002; 2004; 2010; Grinin 2002; 2003; 2009; 2011; Гринин 2011). Такие события, которые ведут к трансформации аналога раннего государства в собственно раннее государство, можно на-звать триггерами. В нашем понимании триггером выступает событие, создающее такие вызовы обществу, для удачного ответа на которые старых способов уже недостаточно и необходимо искать принципиально новые. Среди таких событий наиболее часто оказывалась война – наступательная или оборонительная, особенно длительная. Она вела к необходимости мобилизовать все силы общества и передать власть военному лидеру, который в мирное время имел не столь высокий статус. Но для Гавайев таким триггером выступило открытие архипелага для внешнего мира, в результате чего островитяне столкнулись с совершенно необычными для них вызовами.

Важно отметить: точка зрения, согласно которой до прибытия кораблей Кука во время его третьей экспедиции в 1778–1779 гг. на Гавайях не было государства, разделяется большинством исследователей (см., например: Goldman 1970; Sahlins 1972 [1958]; Service 1975; Harris 1995: 152; Earle 1997; Johnson, Earle 2000). Некоторые антропологи (см., например: Seaton 1978: 270; Van Bakel 1996; Bargatsky 1987; Kirch 2010[4]; Hommon 2013) все же считают, что раннее государство существовало на Гавайских островах еще до контактов с европейцами. Конечно, это в значительной степени зависит от того, что считать государством (о различных подходах к определению государства см.: Гринин 2011: 21–26).

Согласно нашему определению раннего государства[5], мы не можем говорить о существовании такового на Гавайях. Но в то же время неправильно считать его просто догосударственным обществом[6]. Его следует рассматривать как аналог раннего государства, то есть общество того же уровня развития, что и ранние государства, однако лишенное характерных черт, свойственных государству (сходные функции реализовывались, но другими институтами). Процесс быстрых изменений и превращения гавайских вождеств (аналогов ранних государств) в раннее государство начался с открытия островов Джеймсом Куком. Далее мы будем говорить о качественных изменениях, свидетельствующих о том, что раннее государство на Гавайях сформировалось примерно после объединения Гавайских островов в единое государство, то есть около 1810 г., когда все населенные острова архипелага присоединились к королевству Камеамеа I.

Какие характерные черты, свойственные государству, отсутствовали у гавайских вождеств? Хотя методологически корректным будет анализировать политию на пороге ее трансформации в раннее государство именно с позиции определения раннего государства, стоит начать со сравнения гавайских политий с определением государства в целом, а затем перейти к сравнению их с ранним государством[7]. Согласно нашему определению, государство должно представлять не просто отделенную от населения организацию власти, но систему специальных (специализированных) институтов, органов и правил. Хотя гавайские вождества имели отделенную от населения организацию власти и в этом плане приближались к государству, но эта организация не представляла собой систему специальных (специализированных) институтов, органов и правил. Систему органов власти на Гавайях никоим образом нельзя назвать специализированной. Слово «специализированные» предполагает, что эти институты, органы и правила возникали в первую очередь для политического и административного управления, что они имели в рамках всего общества именно такую управленческую направленность[8]. В то время как на Гавайях это была система обеспечения сословно-кастового господства вождей различных рангов в целом, где политические, экономические, этические и духовные аспекты являлись неразрывным целым. «Правление на Гавайях было сочетанием привилегий и обязанностей элиты» (Seaton 1978: 275). Кроме того, идеологический аспект этого симбиоза был самым важным в плане обеспечения прочной легитимности власти высшего сословия (алии, то есть благородных) (см., например: Service 1975: 158). Таким образом, нельзя было изменить идеологию, которая в свою очередь запрещала менять общественные отношения. В еще меньшей степени можно считать свойственными только государству правила в виде различных табу (капу), посредством которых гавайские вожди укрепляли и часто реализовывали свою власть, в то время как наиболее важные табу обеспечивали власть высшего сословия (алии) в целом[9].

Теперь проанализируем гавайские политии в аспекте их соответствия дефиниции раннего государства.

Главный принцип построения политической организации власти в гавайских вождествах был тесно (более жестко, чем в ранних государствах) связан с родственной иерархией, основанной на генеалогической близости к предкам, линиджу верховного вождя и самому вождю. Согласно принципу первородства, линии старших братьев и сыновей считались более высокими. Следовательно, родные братья приобретали разный статус. Таким образом, вся политическая и социальная организация основывалась на строгих правилах и идеологии родства. Правящие слои представляли собой эндогамные касты и квазикасты (см., например: Earle 1997: 34–35; Service 1975: 152–154; Van Bakel 1996; Bellwood 1987: 98–99; Бутинов 1985).

Именно поэтому, если мы обратимся к приведенному нами выше определению раннего государства (см. сн. 4), гавайские политии не отвечают пункту «в», согласно которому раннее государство – это организация власти, построенная на принципах (в основном или в большей части), отличных от отношений родства. Словосочетание «в основном» означает, что в ранних государствах наблюдается заметная социальная мобильность при формировании и пополнении слоя администраторов (по крайней мере, среднего слоя гражданских и военных управленцев). Подобного рода социальная мобильность на Гавайях была очень слабой или практически отсутствовала. А чем строже ограничения на вхождение в аппарат управления «со стороны», тем труднее политии перейти к собственно государственным методам управления (см.: Grinin 2004а: 110–111).

Хотя во многих ранних государствах, как, например, в Китае эпохи Чжоу (Creel 1983; Крил 2001; Васильев 1994) или даже в Древней Руси, родственные отношения играли большую роль в формировании высшего слоя управителей (например, древнерусских князей), средние слои пополнялись в основном из других страт и источников, в том числе и неполноправных (о Древней Руси см., например: Ключевский 1937; Фроянов 1999)[10]. Кроме того, со временем, как убедительно показали Х. Й. М. Классен и П. Скальник (Claessen, Skalnik 1978), значение родства в государстве уменьшается.

В гавайских политиях идеология родства была слишком важна, поэтому даже низший слой правящего сословия состоял в основном из дальних родственников вождя. Неудивительно, что попадание «чужих» в это сословие благородных (алии) было крайне затруднительным, если вообще возможным, так как в него входили вожди (более низкого ранга), их близкие и дальние родственники (Service 1975: 152), а также родственники семьи главного вождя (см., например: Bellwood 1987: 98)[11]. Вождь более низкого ранга мог стать членом свиты верховного вождя или его воином (Earle 1997: 44), и только низшие слои (слуги и ремесленники) состояли не из родственников (хотя, возможно, и не полностью, так как на Гавайях даже члены общины [maka’āinana] считались дальними родственниками алии)[12].

Есть еще один важный момент, в отношении которого гавайские политии не соответствуют нашему определению раннего государства – недостаточная или просто слабая возможность «изменять отношения и нормы» с помощью политической власти. Мы имеем в виду возможности менять их коренным образом, путем реформ и политических решений. Несомненно, жизнь в гавайских вождествах шла своим чередом. Менялся состав вождей, также изменялись границы вождеств и вождествоподобных образований. Довольно часто происходили бунты и восстания (Sahlins 1972 [1958]). В результате восстаний и гражданских войн к власти мог прийти вождь низкого ранга, лишенный четких «законных» прав на высший титул; земельный надел мог быть перераспределен; табу накладывались на что-то или снимались; нормы повинностей колебались в определенных рамках. Но все институты и нормы, основные общественно-политические и идеологические отношения, руководящие принципы оставались прежними, то есть основанными на родстве и кастовом делении. Следовательно, новые и нетрадиционные формы регулирования жизни общества (политические, административные, социальные и т. п.), которые неизбежно присутствуют в раннем государстве, практически отсутствовали.

По словам Э. Сервиса, социально-политическая система вождеств, опирающаяся на вековые традиции и обычаи, уже не отвечает требованиям формирующегося государства, которое, хотя и пытается руководствоваться господствующей идеологией и традициями (обычаями), должно развивать дополнительную опору в виде монополии власти с правовой структурой (Service 1975: 154; см. также: Webb 1974). В целом, как мы увидим дальше, причины необходимых перемен лежали глубже. Дело в том, что в раннем государстве резко возрастает значение политико-административных (военных) инструментов для внутреннего управления, что требует изменения порядка назначения управленцев, изменения управленческих методов и отхода от традиционных методов регулирования жизни общества (подробнее см.: Grinin 2003; 2004b; Гринин 2010; см. также: Shifferd 1987: 43, 47).

Главные различия между ранними государствами и их аналогами (на примере сравнения гавайских вождеств и гавайского государства)

1. В политиях – аналогах раннего государства развитие связано в меньшей степени с созданием новых институтов, отношений и форм, но в большей степени – с чрезмерным развитием прежних тенденций. Во всей системе «ранг – мана – табу» в доконтактных гавайских вождествах наблюдалась чрезмерная сакрализация вождя, института табу (капу), системы родства и псевдородства, строжайшее разделение генеалогических линий и т. д. (Webb 1965: 25). В раннем государстве дело обстоит иначе: проявляется способность к реформированию и разрыву традиций, появляются новые формы управления и новые идеологии, меняется порядок назначения руководителей и т. д.

2. В раннем государстве способность верховной власти изменять отношения и нормы значительно выше, чем в аналогах.

3. И в целом в ранних государствах наблюдаются более значительные тенденции к изменениям по сравнению с аналогами.

4. В результате в ранних государствах скорость и/или глубина, системный характер преобразований и темп развития в целом возрастают по сравнению с аналогами[13]. Образование раннего государства всегда связано с заметными переменами, а в ряде случаев – с глубоким социально-политическим и демографическим кризисом.

Анализ преобразований на Гавайском архипелаге в свете теории раннего государства и его аналогов

В рамках настоящей статьи нет возможности более подробно сравнить раннее государство и его аналоги (подробнее см.: Grinin 2003; 2004b; 2011). Мы остановимся лишь на некоторых аспектах, наглядно демонстрирующих разницу между аналогом раннего государства и ранним государством: глубина трансформации; скорость преобразований; способы осуществления преобразований, особенно изменение и нарушение традиций. Стоит отметить, что различия между гавайскими вождествами и гавайским государством во всех этих аспектах проявлялись в классических формах. Однако такие изменения не могли произойти без укрепления верховной власти. Именно с этого процесса надо начать сравнение. В то же время стоит обратить внимание на некоторые особенности формирования именно гавайского государства: системный характер изменений (который проявляется далеко не в каждом раннем государстве или проявляется не сразу); высокая цена, которую архипелаг заплатил за такие изменения; и некоторые другие.

Усиление верховной власти. Степень централизации власти на доконтактных Гавайских островах была очень высокой, поэтому процесс превращения Гавайев в раннее государство происходил при том же политическом режиме, что и раньше. На этом примере видно, что если государство образуется на базе сложных вождеств с сильной властью вождя, то власть нового «короля» может стать еще более сильной и непререкаемой. Уместно напомнить, что Камеамеа I, объединивший в начале XIX в. все острова, ликвидировал часть местной аристократии, передал власть над островами от местных династий своим родственникам и приближенным, провел перераспределение земель на завоеванных территориях (Тумаркин 1964: 88–90; 1971: 21) и изменил порядок назначения высших администраторов. Завоевав остров Оаху, король перенес туда свою резиденцию. Такой перенос резиденции или столицы наблюдался во многих ранних государствах (см.: Grinin 2003: 160). Существенное усиление политической власти осуществлялось также за счет ослабление жречества (Service 1975: 158), хотя это и наносило вред концепции священного статуса вождя (Davenport 1969: 17). Сын Камеамеа I Лихолихо (принявший тронное имя Камеамеа II) и его приближенные начали «гавайскую культурную революцию» (Service 1975: 156–158; Davenport 1969; Buck 1964; Токарев, Толстов 1956: 654; Тумаркин 1971; Латушко 2006). Этот резкий переворот начался с нарушения ряда наиболее строгих табу. В частности, Лихолихо (Камеамеа II) открыто входил к своим женам и ел вместе с ними (точнее, принимал их приглашения поужинать вместе). Затем он, по совету своих приближенных, разослал указы об упразднении старой религии и разрушил места поклонения. Имея армию с огнестрельным оружием, король вполне логично полагал, что уже меньше нуждается в сакральной поддержке небес, что и доказал, победив в начавшейся гражданской войне.

Причины этой культурной революции широко обсуждались (см., например: Webb 1965), хотя совершенно очевидно, что она имела политическую подоплеку, поскольку государство объективно столкнулось с необходимостью искоренить своих противников, которые выступали не только за старую религию, но и за прежний порядок. По мнению Э. Сервиса, новый правитель был часто склонен рассматривать старое жречество как преграду на пути укрепления и абсолютизации своей власти (Service 1975: 158). Разрыв со старой идеологией и насаждение новых религий и идеологий часто оказываются весьма целесообразным способом осуществления такой социально-политической революции. Кроме того, по всей видимости, новые правители зачастую не прочь были освободиться от вынужденных и утомительных сакральных обязанностей, если это представлялось возможным.

Позже степень влияния центральной власти на Гавайях – в зависимости от нрава королей и регентов, а также иностранного влияния – могла колебаться, но сам факт образования единого государства уже не был спорным, а сепаратизм перестал играть важную роль.

Чтобы понять различия в глубине и темпе преобразований общества в аналогах раннего государства и в ранних государствах, можно сравнить определенную стагнацию общественно-политической структуры до Камеамеа I и многочисленные изменения, которые внес король во время своего правления[14]. Среди основных можно выделить следующие: 1) изменение порядка назначения высших должностных лиц и губернаторов островов (кухина или кухина-нуи [kuhina]), которые с этого времени назначались по принципу личной преданности и происходили из высшего слоя; 2) частичное отделение административной власти от экономической в связи с изменением порядка назначения администраторов и их прав землевладения (владения вождей были поделены и располагались в разных местах и на разных островах). Более того, знать была отделена от своих владений, так как высшие аристократы должны были оставаться при короле; 3) создание регулярной армии, военного флота[15], полиции и следственного органа[16]; 4) введение письменности в сфере управления (одновременно с существовавшей устной традицией); 5) внесение изменений в систему налогообложения и пошлин. Теперь налогообложение включало в себя различные таможенные пошлины и портовые сборы (а также доходы от монополии на внешнюю торговлю), а пошлины стали не только более высокими (в особенности на заготовку сандалового дерева), но и частично преобразовались в денежную форму. Кроме того, был создан новый механизм контроля над внешнеэкономической деятельностью (строительством складов и т. д.) и орошением.

Существенные изменения в системе государственного управления произошли и после правления Камеамеа I. Недолгое царствование Камеамеа II (1819–1824) ознаменовалось вышеупомянутой культурной революцией. Это создало идеологический вакуум, который был быстро заполнен миссионерами[17]. Таким образом, их роль в политической и культурно-идеологической сферах коренным образом изменилась: возросло прямое влияние европейцев на все сферы жизни гавайцев; сформировавшиеся гавайская письменность и система образования охватили все население; произошли изменения в законодательстве, включая письменные законы, а также христианизацию.

В 1840–1850-е гг.[18] была проведена реформа системы государственного управления по западным образцам (но с гавайскими признаками). Власть короля сводилась к минимуму и была ограничена, были созданы государственные советы, министерства, парламент, специальная избирательная система; провозглашены требования обеспечения безопасности жизни людей и их собственности; натурализованные европейцы получили право быть избранными и т. д.

Существенные перемены: разрыв с традициями и реформы. Отношение к традициям в ранних государствах могло быть разным, в частности, оно нередко зависело от того, насколько традиция в тот или иной момент времени соответствовала интересам властей (стоит принять во внимание тот факт, что психологические особенности реформаторов также играли роль в данном вопросе). Культурная революция на Гавайях и последовавшее за ней принятие христианства, безусловно, были самыми драматическими проявлениями разрушения старых традиций. В политической жизни отход от традиций также был вполне очевидным и проявлялся по-разному: отказ от традиционных церемоний[19], подражание иностранным дворцовым церемониалам и ритуалам, заимствования в сфере моды и одежды, образа жизни и т. п. (Johnson, Earle 2000: 294), введение новых форм общения с народом и новых политических формул (в частности, зафиксированных в конституциях) с целью сокращения сословного неравенства.

В ранних государствах отношение к традициям зачастую определялось их влиянием на функционирование государственной машины: к слабо влияющим отношение было скорее безразличным, но те, что оказались эффективной опорой государства, напротив, значительно усилили свое влияние. В результате менее значимые прежде обычаи нередко становились важными или даже главными[20]. Весьма часто это касалось таких «традиций», как выполнение различных материальных, трудовых или военных повинностей. Именно это наблюдалось в гавайском государстве в XIX в. Из-за роста государственных расходов, расточительства двора и аристократии и огромных государственных долгов повинности простого народа – относительно умеренные в доконтактный период – резко возросли. Это было особенно ярко выражено в обязательных заготовках сандалового дерева, что иногда приводило к сельскохозяйственным кризисам, дефициту продовольствия и даже голоду (Тумаркин 1971).

Реформирование стало основным способом изменения существующего порядка и толчком к модернизации под иностранным влиянием. К 1804 г. уже 50 европейцев находились на военной службе у Камеамеа I (Лисянский и др. 1812: 184), а к середине XIX в. натурализованные иностранцы занимали все ключевые должности. Большинство коренных изменений уже упоминались выше, но также стоит отметить значительные изменения 1840-х гг., которые были связаны с регулированием государственных и королевских финансов, погашением государственного долга и т. д., судебной и земельной реформами. Последняя, в частности, включала в себя появление частной собственности и права на свободное пользование землей (в том числе и для иностранцев). Все это привело к кардинальным изменениям в социальной структуре и в конечном счете к утрате независимости.

Системный характер преобразований, их высокая цена и осо-бенности. Даже краткий обзор изменений показывает, что они носили системный характер, фактически охватывая в течение сравнительно короткого периода все сферы жизни и все аспекты политической, экономической, религиозной и культурной деятельности. Такая последовательность и скорость изменений в целом несвойственна ранним государствам, это было особенностью гавайского и, в определенной степени, других полинезийских государств. Безусловно, это явилось результатом огромного и постоянно растущего иностранного влияния на процесс реформирования и увеличения на Гавайских островах экономических интересов групп иммигрантов из различных стран.

Но, как правило, за такие быстрые и стремительные изменения приходится платить высокую цену. На Гавайях это привело к сокращению численности населения, а затем и к изменению его этнического состава: уже к 1900-м гг. численность иностранных мигрантов в конечном счете превысила число местных жителей[21].

Важно отметить еще одну особенность трансформации гавайского общества (в целом несвойственную ранним государствам), а точнее, ее второй фазы, начавшейся после смерти Камеамеа I. Дело в том, что после гражданской войны 1819 г. (разразившейся в результате упразднения старой религии) институт войны и соответственно сама армия перестали занимать ведущую позицию. А вместе с тем снижались стимулы к развитию, характерные именно для эволюции ранних государств (которая, как правило, сопровождалась бесконечными войнами и направляла все свои силы на развитие армии и внешней активности)[22].

Заключение

1. Таким образом, резюмируя изложенное, мы можем утверждать, что доконтактные гавайские вождества были именно аналогом ранних государств, а не ранним государством в силу следующих обстоятельств.

А) Решающее влияние статуса, полученного в рамках родственной иерархии, на возможность занять какую-либо позицию в управленческой иерархии. Социальное положение человека определялось едва ли не по единственному критерию – генеалогической близости к старшей родственной линии (см., например: Bellwood 1987: 97–98; Claessen 1996; Sahlins 1972 [1958]). Как было отмечено выше, в ряде ранних государств фактор родственных отношений и превосходства знатных кланов имел важное значение, например в китайском государстве Западная Чжоу (XI–VIII вв. до н. э.), но все же на Гавайях его значимость была исключительной[23]. С объединением Гавайских островов Камеамеа I в начале XIX в., уничтожением или понижением значимости побежденных вождеских родов (в том числе путем конфискации их земель) возросли возможности для включения незнатных или недостаточно знатных людей (в том числе иностранцев) в правящий слой. Кроме того, иностранцы были наделены владениями с даровой рабочей силой (см.: Тумаркин 1964: 94, 88–90; 1971: 21ff.) и позже стали ведущей экономической силой.

Б) Весьма ограниченные возможности для внедрения политических новшеств из-за чрезмерно сильной роли традиций, особенно религиозных и генеалогических (тесно связанных между собой). Капу давали вождям возможность достаточно гибко реагировать на изменения, а также способствовали укреплению традиционных отношений. Мы можем согласиться с Элманом Сервисом в том, что система гавайских вождеств была теократией, скрепленной идеологией, которая оправдывала правление наследственной аристократии и подкрепляла его вековыми обычаями и этикетом (Service 1975: 154). Таким образом, поскольку весь порядок держался на указанной идеологии сакральности и превосходства знатных родов и линиджей, любые изменения подрывали не просто идеологию, но и само положение правящей группы.

В) Изоляция Гавайского архипелага поддерживала установившийся политический, социальный и экологический баланс (см.: Seaton 1978). Между тем для образования раннего государства, как уже упоминалось выше, были необходимы экстремальные ситуации – внезапные изменения привычных условий жизни (триггеры). Такого рода изменения произошли с приходом европейцев[24].

Г) Невозможность кардинального перераспределения властных полномочий (в том числе и обязанностей) в пользу центра. Этому, как уже сказано, мешал целый ряд обстоятельств, связанных с особенностями гавайских политий. Например, попытки повысить нормы эксплуатации простых людей (Sahlins 1972 [1958]; Салинз 1999), как уже сказано, наталкивались на их сопротивление, что часто заканчивалось восстаниями, которые, как правило, возглавляли недовольные вожди и жрецы. Кроме того, изоляция и отсутствие внешних рынков ограничивали влияние аристократии и вождей на перераспределение материальных средств. В начале XIX в. усиление политической и экономической власти короля позволило сосредоточить в его руках на порядок больше ресурсов, причем это были не сырьевые, а экспортные товары и деньги (то есть, в терминологии Т. К. Эрла, не основные денежные средства, а финансовое богатство)[25].

2. В то же время гавайские вождества вполне можно считать аналогами ранних государств, поскольку они не уступают другим государствам по размерам и уровню развития. В частности, население самого крупного вождества Гавайского архипелага составляло 100 тыс. человек (Johnson, Earle 2000: 285), что в сто раз превосходит численность населения типичных простых вождеств, подобных тем, какие, например, были на Тробрианских островах (Ibid.: 267–279)[26]. Только число вождей на острове Гавайи могло доходить до 1 тыс. человек, то есть равнялось всему количеству жителей одного тробрианского вождества (Ibid.: 291). Иными словами, здесь, очевидно, речь идет уже не столько о вождях-управленцах, сколько о своего рода касте, которую можно назвать вождеской[27]. Если к числу вождей на острове Гавайи прибавить других представителей элиты (жрецов, воинов и управляющих) и их родственников, то численность элиты, очевидно, превысит число жителей сложных вождеств на острове Таити, население которых, согласно Х. Й. М. Классену (Claessen 2004: 77), составляло 5 тыс. человек.

Однако следует также отметить, что в процессе формирования государства на Гавайском архипелаге общая численность населения уменьшилась и, следовательно, общее число его жителей уже в 1830-е гг. (132 тыс. человек, по некоторым – возможно, заниженным – данным [Латушко 2006: 147–148]) едва ли превышало прежнее число жителей всего лишь одного, самого крупного вождества на Гавайском архипелаге. В дальнейшем численность населения продолжила сокращаться, в том числе из-за эпидемий кори.

Таким образом, гавайские политии вполне сравнимы с ранними государствами и даже превосходят некоторые из них по размерам, социокультурной сложности, степени социальной стратификации и централизации власти (о степени централизации власти в ранних государствах см., например: Shifferd 1987).

3. Все это доказывает, что гавайские сложные вождества необходимо считать аналогами малых и средних ранних государств.

Литература

Александренков, Э. Г. 1976. Индейцы Антильских островов до европейского завоевания. М.: Наука. 232 с.

Бутинов, Н. А. 1985. Социальная организация полинезийцев. М.: Наука. 224 с.

Васильев, Л. С. 1994. История Востока: в 2 т. Т. 1. М.: Высшая школа. 495 с.

Головин, В. М. 1965. Путешествие вокруг света, совершенное на военном шлюпе «Камчатка» в 1817, 1818 и 1819 годах флота капитаном Головниным. М.: Мысль. 383 с.

Гринин, Л. Е.

2006. Раннее государство и его аналоги. В: Гринин, Л. Е., Бондаренко, Д. М., Крадин, Н. Н., Коротаев, А. В. (ред.), Раннее государство, его альтернативы и аналоги. Волгоград: Учитель. С. 85–163.

2010. Государство и исторический процесс. Эволюция государственности: от раннего государства к зрелому. 2-е изд. М.: ЛИБРОКОМ. 368 с.

2011. Государство и исторический процесс: Эпоха формирования государства: общий контекст социальной эволюции при образовании государства. 2-е изд. М.: ЛКИ; URSS. 272 с.

2012. Ранние государства и их аналоги в политогенезе: типологии и сопоставительный анализ. В: Попов, В. А. (отв. ред.), Ранние формы политических систем. СПб.: МАЭ РАН. С. 9–98.

Гринин, Л. Е., Коротаев, А. В.

2012. Вождества и их аналоги: к типологии среднесложных обществ. В: Крадин, Н. Н. (отв. ред.), Политическая антропология традиционных и современных обществ: материалы международной конференции. Владивосток: Изд. дом Дальневосточного федерального ун-та. С. 92–123.

2013. Эпоха первичного политогенеза. В: Попов, В. А. (отв. ред.), Ранние формы политических систем. СПб.: МАЭ РАН. С. 31–64.

Ключевский, В. О. 1937. Курс русской истории. Ч. 1. М.: Гос. соц.-экон. изд-во. 396 с.

Крил, Х. Г. 2001. Становление государственной власти в Китае. Империя Западная Чжоу. СПб.: Евразия. 478 с.

Латушко, Ю. В. 2006. Трансформация гавайского общества (конец XVIII – середина XIX в.): дис. ... канд. ист. наук. Владивосток: ДВО РАН. 214 с.

Лисянский, Ю. Ф., Яценков, Г. М., Ухтомский, А. Г., Гесендам Г. Я. 1812. Путешествие вокруг света в 1803, 4, 5 и 1806 годах по повелению Его Императорского Величества Александра Перваго на корабле Нева, под начальством Флота Капитан-Лейтенанта, ныне капитана I ранга и кавалера Юрия Лисянского. Ч. 1. СПб.: Тип. Ф. Дрехслера. 246 с.

Салинз, М. 1999. Экономика каменного века. М.: ОГИ. 296 с.

Стингл, М. 1983. Очарованные Гавайи. М.: Наука. 332 с.

Токарев, С. А., Толстов, С. П. (ред.). 1956. Народы Австралии и Океании. М.: Изд-во АН СССР. 852 с.

Тумаркин, Д. Д.

1964. Вторжение колонизаторов в «край вечной весны». М.: Наука. 191 с.

1971. Гавайский народ и американские колонизаторы. 1820–1865. М.: Наука. 443 с.

Фроянов, И. Я. 1999. Киевская Русь: главные черты социально-экономического строя. СПб.: Изд-во СПбГУ. 372 с.

Bargatsky, T. 1987. Upward Evolution, Suprasystemic Dominance, and the Mature State. In Claessen, H. J. M., van de Velde, P. (eds.), Early State Dynamics. Leiden: Brill. Pp. 24–38.

Bellwood, P. S. 1987. The Polynesians: Prehistory of an Island People. London: Thames and Hudson. 175 pp.

Buck, P. H., Sir (Te Rangi Hiroa). 1964. Vikings of the Sunrise. Christchurch: Whitcombe & Tombs. 339 pp.

Carneiro, R. L.

1981. The Chiefdom: Precursor of the State. In Jones, G. D., Kautz, R. R. (eds.), The Transition to Statehood in the New World. Cambridge, UK; New York: Cambridge University Press. Pp. 37–79.

2000. Process vs. Stages: A False Dichotomy in Tracing the Rise of the State. In Kradin, N. N., Korotayev, A. V., Bondarenko, D. M., de Munck, V. C., Wason, P. K. (eds.), Alternatives of Social Evolution. Vladivostok: Far Eastern Branch of the Russian Academy of Sciences. Pp. 83–94.

2017. The Chiefdoms in Evolutionary Perspective. In Carneiro, R. L., Grinin, L. E., Korotayev, A. V. (eds.), Chiefdoms: Yesterday and Today. Clinton Corners, New York: EWP, Eliot Werner Publications, Inc. Pp. 15–62.

Carneiro, R. L., Grinin, L. E., Korotayev, A. V. (eds.). 2017. Chiefdoms: Yesterday and Today. Clinton Corners, New York: EWP, Eliot Werner Publications, Inc.

Claessen, H. J. M.

1996. Ideology and the Formation of Early States: Data from Polynesia. In Claessen, H. J. M., Oosten, J. G. (eds.), Ideology and the Formation of Early States. Leiden: Brill. Pp. 339–358.

2002. Was the State Inevitable? Social Evolution & History 1(1): 101–117.

2004. Was the State Inevitable? In Grinin, L. E., Carneiro, R. L., Bondarenko, D. M., Kradin, N. N., Korotayev, A. V. (eds.), The Early State, Its Alternatives and Analogues. Volgograd: Uchitel. Pp. 72–87.

2010. On Early States – Structure, Development, and Fall. Social Evolution & History 1(9): 3–51.

2017. On Chiefs and Chiefdoms. In Carneiro, R. L., Grinin, L. E., Korotayev, A. V. (eds.), Chiefdoms: Yesterday and Today. Clinton Corners, New York: EWP, Eliot Werner Publications, Inc. Pp. 109–128.

Claessen, H. J. M., Skalník, P. (eds.). 1978. The Early State. The Hague: Mouton. 689 pp.

Creel, H. G. 1983. The Origins of Statecraft in China. Vol. 1. The Western Chou Empire. Chicago: University of Chicago Press. 574 pp.

Davenport, W. 1969. The ‘Hawaiian Cultural Revolution’: Some Political and Economic Considerations. American Anthropologist 1(71): 1–20. URL: https://doi.org/10.1525/aa.1969.71.1.02a00020.

Earle, T. K.

1997. How Chiefs Come to Power: The Political Economy in Prehistory. Stanford, CA: Stanford University Press. 268 pp.

2002. Bronze Age Economics: the Beginnings of Political Economies. Boulder: Westview Press. 452 pp.

2011. Chiefs, Chieftaincies, Chiefdoms, and Chiefly Confederacies: Power in the Evolution of Political Systems. Social Evolution & History 1(10): 27–54.

2017. Chiefs, Chieftaincies, Chiefdoms, and Chiefly Confederacies: Power in the Evolution of Political Systems. In Carneiro, R. L., Grinin, L. E., Korotayev, A. V. (eds.), Chiefdoms: Yesterday and Today. Clinton Corners, New York: EWP, Eliot Werner Publications, Inc. Pp. 233–256.

Gibson, D. B.

2011. Chiefdom Confederacies and State Origins. Social Evolution & History 1(10): 215–233.

2012. From Chiefdom to State in Early Ireland. Cambridge: Cambridge University Press. 324 pp. URL: https://doi.org/10.1017/CBO9781139059022.

2017. Chiefdom Confederacies and State Origins. In Carneiro, R. L., Grinin, L. E., Korotayev, A. V. (eds.), Chiefdoms: Yesterday and Today. Clinton Corners, New York: EWP, Eliot Werner Publications, Inc. Pp. 179–194.

Goldman, I. 1970. Ancient Polynesian Society. Chicago, IL: University of Chicago Press. 625 pp.

Grinin, L. E.

2002. General Context of the Social Evolution at the Early State Formation. Volgograd: Uchitel.

2003. The Early State and Its Analogues. Social Evolution & History 1(2): 131–176.

2004a. Democracy and Early State. Social Evolution & History 3(2): 93–149.

2004b. The Early State and Its Analogues: A Comparative Analysis. In Grinin, L. E., Carneiro, R. L., Bondarenko, D. M., Kradin, N. N., Korotayev, A. V. (eds.), The Early State, Its Alternatives and Analogues. Volgograd: Uchitel. Pp. 89–138.

2009. The Pathways of Politogenesis and Models of the Early State Formation. Social Evolution & History 1(8): 92–132.

2011. The Evolution of Statehood. From Early State to Global Society. Saarbrücken: Lambert Academic Publishing. 360 pp.

Grinin, L. E., Korotayev, A. V. 2017. Chiefdoms from the Beginnings Until Now. In Carneiro, R. L., Grinin, L. E., Korotayev, A. V. (eds.), Chiefdoms: Yesterday and Today. Clinton Corners, New York: EWP, Eliot Werner Publications, Inc. Pp. 3–14.

Harris, M. 1995. Cultural Anthropology. 4^th ed. New York: Addison-Wesley; Pearson. 317 pp.

He Nu. 2018. Archaeological Indicators for Chinese Early States: A Case Study of Taosi in Shanxi. Social Evolution & History 2(17): 205–234. URL: https://doi.org/10.30884/seh/2018.02.12.

Hommon, R. J. 2013. The Ancient Hawaiian State. Origins of a Political Society. Oxford; New York: Oxford University Press.

Jianping Yi. 2012. Circumscription Theory and the Political Evolution in Prehistoric China. Social Evolution & History 2(11): 120–130.

Johnson, A. W., Earle, T. K. 2000. The Evolution of Human Societies: From Foraging Group to Agrarian State. 2^nd ed. Stanford, CA: Stanford University Press. 454 pp.

Kirch, P. V.

1984. The Evolution of the Polynesian Chiefdoms. Cambridge: Cam­bridge University Press.

1986 (ed.). Island Societies: Archaeological Approaches to Evolution and Transformation. Cambridge: Cambridge University Press. 98 pp.

2007. Hawaii as a model system for human ecodynamics. American Anthropologist 109: 8–26.

2010. How Chiefs Became Kings: Divine Kingship and the Rise of Archaic States in Ancient Hawai'i. Berkeley, CA: University of California Press.

2019. Review on Carneiro, Robert L., Leonid E. Grinin & Andrey V. Korotayev (eds). Chiefdoms: Yesterday and Today. Journal of the Royal Anthropological Institute (N.S.) 26: 227–228.

Kradin, N. N. 2017. Heterarchy and Hierarchy Among the Ancient Mongolian Nomads. In Carneiro, R. L., Grinin, L. E., Korotayev, A. V. (eds.), Chiefdoms: Yesterday and Today. Clinton Corners, New York: EWP, Eliot Werner Publications, Inc. Pp. 155–178.

Ritter, E. A. 1955. Shaka Zulu: The Rise of the Zulu Empire. London: Longmans Green and Co. 383 pp.

Rountree, H. C., Turner, E. R. 1998. The Evolution of the Powhatan Paramount Chiefdom in Virginia. In Redmond, E. M. (ed.), Chiefdoms and Chieftaincy in the Americas. Gainesville, FL: University Press of Florida.
Pp. 265–296.

Sahlins, M. D. 1972 [1958]. Social Stratification in Polynesia. Seattle, WA: University of Washington Press.

Seaton, S. L. 1978. The Early State in Hawaii. In Claessen, H. J. M., Skalník, P., The Early State. Paris; New York. The Hague; Mouton Publishers, Pp. 269–287.

Service, E. R. 1975. Origins of the State and Civilization. The Process of Cultural Evolution. New York: W. W. Norton & Company Inc. 388 pp.

Shen Changyun. 2019. ‘Bang’ as the Community Administrative Organization in the Chinese Early States. Social Evolution & History 1(18): 180–194. URL: https://doi.org/10.30884/seh/2019.01.10.

Shifferd, P. A. 1987. Aztecs and Africans: Political Processes in Twenty-Two Early States. In Claessen, H. J. M., van de Velde, P. (eds.), Early State Dynamics. Leiden: Brill. Pp. 39–53.

Spencer, Ch. S. 1998. Investigating the Development of Venezuelan Chiefdoms. In Redmond, E. M. (ed.), Chiefdoms and Chieftaincy in the Americas. Gainesville, Florida: University Press of Florida. Pp. 104–149.

Van Bakel, M. 1996. Ideological Perspectives of the Development of Kingship in the Early States of Hawaii. In Claessen, H. J. M., Oosten, J. G. (eds.), Ideology and the Formation of Early States. Leiden: Brill. Pp. 321–338.

Webb, M. C.

1965. The Abolition of Taboo System in Hawaii. Journal of the Polynesian Society 1(74): 21–39.

1974. Exchange Networks: Prehistory. Annual Review of Anthropology 3: 357–383. URL: https://doi.org/10.1146/annurev.an.03.100174.002041.

Wittfogel, K. A. 1957. Oriental Despotism: A Comparative Study of Total Power. New Haven, CT: Yale University Press. 556 pp.

Wright, H. T. 2006. Atlas of Chiefdoms and Early States. URL: http://repositories.cdlib.org/imbs/socdyn/sdeas/vol1/iss4/art1/ (дата обращения: 29.09.2020).

---

[1] О вождествах, которые состояли из сотни поселений и по размерам, а также по сложности могли быть названы государствами, см., например: Carneiro 1981; 2000: 55–56, Rountree, Turner 1998.

[2] Иногда сложные вождества еще называются комплексными.

[3] После смерти верховного вождя обычно происходили перераспределение владений вождей, а также изменения в иерархии, что редко протекало мирно. Поэтому переход власти верховного вождя обычно означал ожесточенные войны между претендентами (Earle 2011; Стингл 1983: 116).

[4] Впрочем, в плане теоретического обоснования этого утверждения было сделано недостаточно. Например, П. В. Кирч явно не может различить признаки сложного вождества и раннего государства, относя к последнему как специфические: ритуальные жертвоприношения, сакральную идеологию, эксплуатацию вождеским классом рядовых общинников, возникновение политической экономии богатства (см. его рецензию на нашу книгу: Carneiro, Grinin, Korotayev 2017 [Kirch 2019]. Между тем эти признаки (в той или иной комбинации) относятся к различным формам политий, которые нужно трактовать как аналоги раннего государства (см. о галлах до Цезаря, кельтах Ирландии, о политиях кочевников и других: Гринин 2011; Carneiro, Grinin, Korotayev 2017).

[5] Раннее государство – это категория, с помощью которой обозначается особая форма политической организации достаточно крупного и сложного аграрно-ремесленного общества (группы обществ, территорий), определяющая его внешнюю политику и частично социальный и общественный порядок; эта политическая форма в то же время есть отделенная от населения организация власти: а) обладающая верховностью и суверенностью (или хотя бы автономностью); б) способная принуждать к выполнению своих требований; менять важные отношения и вводить новые нормы, а также перераспределять ресурсы; в) построенная на принципах (в основном или в большей части), отличных от отношений родства (Гринин 2011: 32–33; см. также: Он же 2006: 86–87).

[6] Это были догосударственные общества только с исторической точки зрения, а не стадиальной (подробнее об этом разделении см.: Гринин 2011: 245–247; Grinin 2004a: 94; 2011: 88).

[7] Государство – это категория, обозначающая систему специальных (специализированных) институтов, органов и правил, обеспечивающая внешнюю и внутреннюю политическую жизнь общества; данная система в то же время есть отделенная от населения организация власти, управления и обеспечения порядка, которая должна обладать следующими характеристиками: а) суверенностью (автономностью); б) верховностью, легитимностью и реальностью власти в рамках определенной территории и круга лиц; в) возможностью принуждать к выполнению своих требований, а также изменять отношения и нормы (Гринин 2011: 26). Это определение приложимо к любым эволюционным типам государства, от раннего до зрелого.

[8] Подобные органы и отношения начали формироваться только в период царствования Камеамеа I и особенно после него; например, появились полиция, суды, новые законы и правила, образовательные учреждения, денежное обращение и т. д.

[9] Существование подобных институтов, возможно, было одной из причин отсутствия законодательства и суда.

[10] В целом в ранних государствах роль иностранцев, рабов, людей с ограниченными правами была очень важна (см.: Shifferd 1987; Гринин 2010: 43).

[11] Хотя С. Л. Ситон (Seaton 1978: 274) считает, что слой земельных управленцев (konohiki) мог частично состоять из простых людей (maka’āinana), другие исследователи не подтверждают этого. Например, Т. Эрл (Earle 2011: 39) пишет, что управляющий земельными участками (konohiki) обычно был вождем низкого ранга и часто бывшим воином.

[12] Однако в период масштабных столкновений вождь мог набирать воинов и среди простых людей, которые в случае успеха могли получить участок земли на завоеванной территории.

[13] Ср. темпы развития, скажем, Киевской Руси и ее соседей-половцев, саксов в Британии и Саксонии, монголов до империи Чингисхана и после, – и тогда эта идея становится понятной и наглядной. Уже Х. Й. М. Классен и П. Скальник отмечали растущую скорость изменений в раннем государстве. Они подчеркивали, что явным признаком процесса формирования государства является эффект снежного кома (кумулятивность): начавшись, оно становится все стремительнее (Claessen, Skalnik 1978: 624–625); фактически здесь мы имеем дело с положительной обратной связью.

[14] В рамках настоящей статьи мы можем лишь кратко перечислить эти изменения.

[15] Армия, вооруженная пушками и ружьями и размещенная на каждом острове, насчитывала несколько тысяч человек, а флот состоял из 60 лодок, нескольких бригов и шхун; кроме того, были построены несколько фортов (Тумаркин 1964: 102–103; 1971: 20).

[16] Например, В. М. Головин (1965: 223) отмечал, что «система шпионов была в совершенстве развита на Гавайях».

[17] Особенно в период королевы-регентши Каахумани в период правления малолетнего Камеамеа III (1824–1832 гг.).

[18] В поздний период независимого правления Камеамеа III (1824–1855) и в ранний период правления Камеамеа IV (1855–1863).

[19] Надо сказать, в доконтактных Гавайях это был очень впечатляющий церемониал. Каждый верховный вождь двигался в окружении около 60 воинов и личных помощников, которые несли символы его полномочий, личные регалии (например, плевательницы и мухобойки) и удовлетворяли любую его прихоть (Earle 2011: 37).

[20] Например, у зулу молодые люди проходили военное обучение в военных краалях, где они оставались довольно долгое время, и только после этого получали право жениться. Зулусский правитель Чака, который вел бесконечные войны и был заинтересован в многочисленной армии, еще больше укрепил эту традицию. Он запретил воинам жениться, потому что они постоянно были на военной службе. Он даровал это право отдельным воинам или подразделениям только за особые заслуги (см.: Ritter 1955).

[21] Некоторые источники приводят еще более разительную динамику перемен: в 1850 г. число иммигрантов на Гавайских островах составляло менее 3 %, а уже в 1900 г. в результате массового наплыва китайских и других рабочих они составили почти три четверти населения (Латушко 2006: 1985).

[22] Вероятно, такое относительно мирное существование гавайского государства ослабило мощь местной аристократии и привело к ее замещению иностранными плантаторами. А сокращение населения смягчило демографическое давление и социальное напряжение.

[23] Впрочем, в Китае эпохи Чжоу особая роль родственного статуса в клане правителя определялась тем фактом, что династия Чжоу была относительно малочисленным этносом в завоеванной стране (что, впрочем, наблюдалось и в других странах, например в Киевской Руси). Кроме того, административные посты занимали не только родственники правителя, но и аристократы, у которых были способности и средства. Многие посты передавались по наследству, но это вовсе не было нормой. «Людей назначали на пост и продвигали по службе, основываясь на их личных качествах и способностях» (Крил 2001: 88; см. также: Васильев 1994: 187 и др.). И это, по нашему мнению, резко отличает Западную Чжоу как раннее государство от гавайских вождеств как аналогов раннего государства. Китайские ранние государства вообще, с одной стороны, нередко могут быть рассмотрены как классические примеры формирования и развития таких государств, а с другой – часто демонстрируют очень большую специфику (см.: Jianping Yi 2012; He Nu 2018; Shen Changyun 2019).

[24] Кстати говоря, с учетом изоляции архипелага и Полинезии в целом от остального мира и окруженности островов морем, мы ни в коем случае не можем согласиться с поддерживаемой Т. К. Эрлом идеей (Earle 2011: 37) о том, что Полинезия была своеобразной лабораторией развития человеческих обществ (Sahlins 1972 [1958]; Goldman 1970; Kirch 2007). Условия, в которых развивались полинезийские общества, должны рассматриваться скорее как специфические и нетипичные. Следовательно, социополитические отношения на Полинезии нужно рассматривать с учетом особенностей этих обществ.

[25] О важной роли внешней торговли в ранних государствах см.: Webb 1974: 374.

[26] Некоторые ученые оценивают численность населения на Гавайях до прибытия Кука примерно в 120 тыс. человек или даже больше (см.: Wright 2006: 6).

[27] П. В. Кирч называет ее вождеским классом (Kirch 2019), но все-таки класс – понятие экономическое, а каста – понятие, связанное с происхождением или жестким закреплением прав и обязанностей. Таким образом, это была своего рода каста, имевшая возможности квазикласса.